Видеообращение к участникам конгресса GF2045

Ник Бостром, философ, профессор Оксфордского университета:

«Цифровой путь [бессмертия] – это наша возможность разработать технологию полного копирования мозга, когда мы могли бы создать очень подробную модель конкретного человеческого мозга и воспроизвести ее на компьютере. Тогда мы имели бы потенциал бесконечного существования, создавали бы запасные копии человека и тому подобное...»

Я думаю, для нас сейчас самое время просыпаться и начинать обсуждение, пробиваться вперед в решении по-настоящему большого вопроса, стоящего перед человечеством в этом столетии. Как нам обеспечить наше существование на земле в этом веке и как использовать тот огромный потенциал, которым обладает трансформация человеческой природы, к лучшему? Я считаю, когда серьезно начинаешь думать об этом, – не с точки зрения того, как эффективнее отстоять свою позицию и убедить других, а с точки зрения реальной попытки понять, как это работает и что следует делать, – очень скоро начинаешь понимать, что все гораздо сложнее, чем казалось в начале. При этом ставки настолько высоки, что мы просто обязаны продолжать свои попытки и добиваться большей ясности, чтобы можно было бы распутать этот клубок вопросов.

Вопрос: Какой путь к достижению бессмертия вы считаете наиболее вероятным?

Существуют лишь два возможных пути к достижению чрезвычайно долгой жизни – биологический и цифровой. Биологический путь означает, что будут изобретены лучшие технологии продления жизни, лечения болезней, замедления процесса старения, мы будем иметь своего рода неограниченную продолжительность жизни, оставаясь биологическим существом. Цифровой путь – это наша возможность разработать технологию полного копирования мозга, когда мы могли бы создать очень подробную модель конкретного человеческого мозга и воспроизвести ее на компьютере. Тогда мы имели бы потенциал бесконечного существования, создавали бы запасные копии человека и тому подобное. Я думаю, в долговременной перспективе цифровой путь является наиболее вероятным из этих двух. Биологический мог бы оказаться лишь временной мерой при условии прорыва в развитии биогеронтологии. Он предоставил бы нам чуть больший выигрыш во времени, которым живущие люди могли бы воспользоваться до того момента, пока полностью не разовьется цифровой. Потенциал компьютерных технологий намного превышает потенциал биологического компьютерного вещества, которым мы сегодня пользуемся для самореализации.

Вопрос: «Как вы оцениваете перспективы исследований в области NBIC и GNR-технологий? Назовите, пожалуйста, основные риски, связанные с этими исследованиями»

На мой взгляд, много внимания к этим вопросам – в целом хорошая вещь. Я думаю, чем больше умов концентрируются на проблеме, тем больше вероятность, что мы найдем решение. 

Интересно при этом рассмотреть и возможность существования таких ситуаций, когда информация является вредной и даже опасной. Если правдивая информация или ее распространение несут в себе риск, я называю это «информационным риском». К примеру, когда модификация вируса с увеличением его вирулентности достигается слишком легко, и если при этом вирус становится угрожающим, возникают серьезные опасения, что было бы лучше обойтись без подобной информации.

Я считаю, что по мере того как растет мощь новых технологий, наши способы обращения с информационными рисками должны становиться все более изощренными. Частично это проблема координации. Ведь даже если одна группа исследователей приостановит работу в определенном направлении, если одно государство свернет такую работу, но при этом кто-то еще намерен выполнить ее во что бы то ни стало, «птичка выпорхнет из клетки». 

Так что если посмотреть на весь спектр экзистенциальных рисков, я думаю, значительная их доля будет обусловлена информационными рисками: тем, что, в конце концов, рано или поздно соответствующие открытия будут сделаны, а запечатать джина в бутылке после того, как тот был выпущен, нелегко. Таким образом, если мы научимся лучше справляться с подобными проблемами, это будет способствовать серьезному снижению экзистенциального риска. А сейчас даже сама работа в этом направлении способна породить свой собственный экзистенциальный риск.

Таким образом, во многих случаях это – обоюдоострый меч, когда нечто в вашем распоряжении в какой-то мере снижает экзистенциальный риск, но при этом создает новые. И это по-настоящему сложно, когда вы пытаетесь понять, как все это совместить, иногда даже не понимая, какой путь ведет наверх, а какой вниз, не зная порой, к чему следовало бы стремиться. Что всегда меня поражает, когда я обозреваю определенную область деятельности, так это то, как много людей пытаются протолкнуть какую-то конкретную идею и как много других выступают против, и каждый из них толкает или тянет вперед или назад. И как мало тех, кто стоит в стороне, пытаясь сначала разобраться, следует ли толкать или тянуть. Так что, я надеюсь, мы получим чуть больше полномочий для решения этой рефлексивной задачи, этой попытки понять, как взаимодействуют различные факторы и в каком направлении следовало бы двигаться. Дже если это произойдет ценой некоторого замедления в движении. 

Вопрос: «Насколько серьезно политики относятся к рискам, связанным с развитием технологий?»

Прямо сейчас кажется, что вопросы, проистекающие из риска развития технологий, не находятся в центре политического внимания, как, например, некоторые другие – безработица, финансовый кризис, терроризм и т.п. И причин этому может быть много. Существует тенденция, согласно которой многие технологии развиваются и внедряются сравнительно медленно и постепенно, на протяжении долгих лет. Это не похоже на внезапный очень мощный взрыв или кризис, что позволяет следующей администрации такие риски игнорировать. Хотя многие из тех, кто определяет политику, по крайней мере на Западе, изначально – юристы. Иногда, правда, они пришли в политику из бизнеса, но очень редко это ученые или специалисты по технологиям.

Интересно, насколько в этом отношении отличается Китай, где в главном органе принятия решений до недавнего времени каждый по образованию был инженером. Но сейчас это уже не так, сейчас у них только один человек с западным инженерным образованием. В то время как в Конгрессе США, я думаю, на сотни приходится несколько человек из науки. Так что, я считаю, это тоже может оказаться полезным в определении того, какие вопросы вносить на рассмотрение. Я думаю, хорошо было бы иметь больше компетентных в технологиях специалистов в правительствах, поскольку технологии все в большей мере определяют человеческую судьбу.

Вопрос: «Должны ли трансгуманисты объединяться и быть самостоятельной партией, или лучше вливаться в ряды уже существующих партий?»

Я думаю, что до сих пор тенденция была такова: пока идеи находятся на периферии, в области спекулятивного, неопределенного и противоречивого, к ним приклеивают ярлык – трансгуманизм. По мере того как определенные идеи оказываются в основном русле развития... Например, идея оплодотворения в пробирке для бесплодных пар когда-то была весьма спорной, сейчас это – обычная практика, сейчас эту идею не рассматривают как нечто особенное. И трансгуманизм – это всего лишь то, что вы делаете, если серьезных возражений против этого у вас нет. 

Я думаю, такой и будет основная тенденция: пока вы являетесь новым в спекулятивной области, на вас могут навесить конкретный ярлык, и люди,  продвигающие и обсуждающие эти идеи, будут казаться странными. После того как идеи вошли в повседневную практику, ярлык перестает восприниматься как нечто вызывающее. Явление просто входит в обычное русло политического обмена. 

Я думаю, для данной области это, наверное, более здравое положение вещей. Я думаю, иногда эти политические ярлыки способны поляризовать людей и осложнить нашу способность к более тонкому различению, которая в итоге необходима для практического использования каких-то вещей в реальном мире. Все гораздо сложнее, чем наше изначальное представление о том, каким это должно быть, после того как начинаются попытки внедрения идей в практику, и в этот момент, я считаю, «большие знамена» могут потерять свое значение.

Вспомним об аналогах. Движение за охрану окружающей среды создало политические партии во многих странах – партии зеленых, в основе которых лежат опасения по поводу окружающей среды. Подобное могло бы произойти и с опасениями трансгуманистов. Но, наверное, им следовало бы стать первыми в качестве своего рода популярного движения и фокуса интереса к этим вопросам, чтобы затем оно могло послужить основанием для создания более формальных политических структур. Думаю, это могло бы сработать. Сложно предсказывать, как такого рода политическая реальность может разворачиваться и проявляться.

Вопрос: «Нужна ли человечеству объединенная стратегия развития?»

Одна из концепций, которые, я считаю, полезны для размышления о будущем человечества в долговременной перспективе, – понятие единого языка, который должен стать мировым порядком, где на высшем уровне организации находится только один орган принятия решений. Этот орган принятия решений может существовать в любой из целого ряда возможных форм: это может быть мировое демократическое правительство, это может быть диктатор, это может быть сверхразумная машина, это может быть некий, например, универсальный моральный кодекс с полномочиями принуждения к соблюдению закона. Но любая форма, как хорошая, так и плохая, должна считаться единым центром. А их унифицирующей чертой должна стать способность решать глобальные проблемы координации. Например, отказ от гонки вооружений или решение таких глобальных общих проблем, как выбросы загрязняющих веществ в атмосферу разными странами или чрезмерный вылов рыбы в океане. 

Все подобные виды координационных проблем возникают из-за отсутствия единого органа принятия решений наверху. И все возможные сценарии развития человечества в будущем могли бы группироваться в едином центре, который бы принимал решение о координации того или иного сценария. Я думаю, единый центр мог бы оказаться либо очень хорошим, либо очень плохим. Но при условии, что в нем будут адекватно представлены интересы различных участников, он мог бы оказаться фактором, способным снизить экзистенциальный риск и снять недостатки в координации, благодаря чему могли бы решиться вопросы, касающиеся таких опасных процессов, как, например, гонка вооружений. 

Возможно, сегодня это выглядит нереалистично, поскольку мы слишком далеки от такого рода объединений. Но если посмотреть на вопрос с исторической точки зрения, в истории человечества масштабы политической интеграции все время возрастали. Мы начали с того, что вместе охотились, и группы по сорок-шестьдесят человек были самыми крупными объединениями. Потом возникли племена, затем – города-государства, как в Древней Греции, затем – нации. А сейчас у нас есть такая организация, как Европейский Союз и некоторые глобальные организации, которые все плотнее переплетаются друг с другом. Такие как Всемирная торговая организация, ООН (это слабая организация, но все же лучше, чем ничего). Так что если экстраполировать тенденцию – от племени к городу-государству, нации и Евросоюзу, – то логичным будет создание единого центра. Я думаю, весьма вероятно, что человечество, так или иначе, придет к единому центру.

Источник: http://gf2045.ru/read/117/