Идеология бессмертия: психологический аспект

Расшифровка выступления на конгрессе «Глобальное будущее 2045», 17 февраля 2012 года, Москва

Сергей Николаевич Ениколопов, руководитель Отдела медицинской психологии (Научный Центр Психического Здоровья РАМН):

«Разговоры о том, что технологически мы можем достичь бессмертия, во всяком случае, фантастического удлинения жизни, ведут к пересмотру огромного пласта наших собственных убеждений».

Как вы знаете, последние несколько дней средства массовой информации нашей страны переполнены сообщениями о детско-подростковых суицидах. И эта волна продолжает идти. Каждый раз, когда появляются такого рода сообщения или сообщения о каких-то убийствах, вот эта волна всегда присутствует. Собственно говоря, это проявление того, что было когда-то названо эффектом Вертера, потому что после появления работы Гете о молодом Вертере по европейским странам прошла волна суицидов. 

И такие волны все время продолжали идти. Чем более знаменитый человек, тем чаще вызывалась волна суицидов у его последователей. В истории нашей страны мы знаем группу суицидальных актов после смерти Есенина, Маяковского. Сейчас в силу глобализации это больше связано со смертью или самоубийством какого-либо выдающегося рок-музыканта. Была большая волна после смерти Курта Кобейна. Как только средства массовой информации уделяют большое внимание смерти, возникают вот такие проблемы.

Поэтому одна из основных проблем, с которыми приходится сталкиваться криминальным психологам, да и медицинским психологам (т.е. обеим моим ипостасям), связана с тем, как человек переживает не только собственную смерть, но, вообще говоря, осознание собственной смерти. 

К сожалению, психологи уделяют этому мало внимания. У меня есть подозрение, что это тоже одна из форм защиты. Но реально – нет концепций, которые занимаются проблемой, как человек относится к смерти, каково наше существование с тем, что практически любой человек знает о том, что мы не бессмертны.

Здесь два пути защиты. Один из них – это культура, с огромным количеством культурных институтов, начиная от религии, которые защищают нас от осознания смерти, которые предлагают какие-то варианты символического бессмертия. Их довольно много, они все активно развиваются.

Второй вариант более индивидуален. Это то, что можно назвать самооценкой или самоуважением, когда человек начинает защищать свое собственное представление о самом себе. И, к сожалению, надо сказать, что ради поддержания своего собственного отношения к себе и защиты себя от страха смерти совершается огромное количество преступлений, самоубийств того толка, который описан в эссе Альбера Камю «Кириллов», по фамилии героя Достоевского. «Умирая, я на самом деле приговариваю мир к смерти. Его больше после меня не будет».

Вот такого рода различные варианты мотивов суицидов и мотивов убийств, в том числе и массовых убийств, которые нас потрясают своей бесчеловечностью, находят свое объяснение в рамках целого направления, которое я тоже поддерживаю, которое разработано группой американских психологов и называется террор-стресс-менеджмент (ТМТ) [Terror Management Theory].

И вот здесь очень важно, что мы используем две защиты. Одна из них очень тривиальная, она немедленная – мы просто отвергаем и запрещаем... То есть подавление и отрицание. Некоторые люди, подавляя и отрицая идею смерти, просто отказываются на эту тему говорить, думать, избегают ее и дают иногда даже неадекватные реакции.

Приведу в качестве примера, как однажды мимо нас прошел человек, который лет за 30 до этого оппонировал на моей кандидатской диссертации. И тогда мне говорили, что ты должен его очень лелеять, холить, пылинки сдувать, потому что он в любое время может умереть, он такой древний. Вот проходит 30 лет, он так же мимо нас еле проходит. И я говорю, что возникает ощущение, что он нас всех еще похоронит.

Два моих собеседника дают совершенно неожиданную для меня реакцию: «Типун тебе на язык!», «Как ты можешь об этом говорить?». То есть разговор о смерти был для них очень болезненный. И для того чтобы прекратить все это, мне пришлось сказать, что если бы они были моими пациентами, то я вынужден был бы в заключении написать, что они не понимают переносный смысл метафоры.

К сожалению, это первая реакция, с отрицанием и подавлением мыслей о смерти. Вторая, уже более развернутая – это реакция, привлекающая культуру, привлекающая все то, что за этим стоит. Сюда же включается и чувство собственного достоинства, и надежда на то, что мои труды, какие-то мои личностные качества будут такими, что обо мне будут вспоминать. И такая идея символического бессмертия при этом присутствует.

Но очень важно понимать, что такого рода прорывы, когда общество вынуждено говорить о смертях, могут привести к самым разным последствиям. 

В частности, два очень важных, на мой взгляд, эпизода, связанных с 11 сентября. Первое – это то, что было отмечено в интернет-среде. Обычно большая часть посетителей интернет-среды, конечно, расположены на сайтах, связанных с маркетингом, и порносайтах. После 11 сентября этих людей смело с этих сайтов. Когда смотрели частоту посещений, эти два типа сайтов были очень мало наполнены. Большая часть людей перескочила на религиозные сайты, т.е. сайты, позволяющие преодолеть страх смерти.

Второе – это то, что возникает очень нетерпимое отношение к людям, которые могут что-то сказать такое, что поколеблет вот эти убеждения людей. Во время различного рода теледебатов после событий 11 сентября люди, которые не то что негативно, но несколько с сомнением принимали доводы правительства о том, что нужно просто полностью уничтожить Афганистан как источник зла, «Аль-Каида» должна быть уничтожена в ее родовом гнезде и так далее... Вот если кто-то по телевизору говорил о том, что это очень сомнительно, и нет никаких особых доказательств, то эти люди подвергались гонениям, угрозам уничтожения. Это были звонки в прямой эфир, они стали получать письма по электронной почте, и буквально по почте, о том, что они являются врагами и, может быть, даже ставленниками и сторонниками «Аль-Каиды». 

Любой взрыв, любой теракт приводят к попытке найти врага, источник зла, источник этой самой смерти, сделать его как можно более зловещим и ужасным и консолидироваться очень часто вокруг правительства.

Другая часть пытается сделать это другим способом – перейти как раз на сторону врага. Не в буквальном смысле – возникает идентификация с врагом. Если он так силен, то я хотел бы быть с ним. Огромное количество пьяных, слегка подвыпивших людей в советское время, особенно в 1950–1960-е годы, где-нибудь у пивной выдавали себя за скрытых агентов КГБ, потому что зловещая сила и власть организации вызывали желание присоединиться к ней.

Поэтому эти прорывы смерти в наше сознание очень высоки. И проблема, с которой мы сейчас сталкиваемся во всем мире, – так называемый эйджинг. Это неприязнь людей пожилого возраста. Их готовы убивать. Вот то, что называется «преступлением ненависти», когда основным мотивом преступления является принадлежность к какой-нибудь расе, к группе людей, которые негативно оцениваются. Раньше это были преступления против негров, евреев, лесбиянок, гомосексуалистов, бродяг и так далее. К этому в последние годы добавились пожилые. Преступления против пожилых нарастают во всем мире. Во многом их мотивом является то, что сам факт существования пожилых рядом с нами заставляет нас думать о смерти. Они как бы ходячее напоминание о бренности. И ответной реакцией является уничтожение пожилых людей.

Теперь я хотел бы перейти ко второй части, очень короткой, своего выступления. Во многом все эти вещи, о которых я говорил, связаны с тем, что у людей не только страх смерти, но и базовое недоверие к миру. И только определенная культурная картина мира, в которой есть базовое доверие к миру, может поддержать вот это здоровое наше отношение к миру.

Разговоры о том, что технологически мы можем достичь бессмертия, во всяком случае, фантастического удлинения жизни, ведут к пересмотру огромного пласта наших собственных убеждений. То, что я рассказывал вам о психологическом отношении к смерти, как вы понимаете, начинает рушиться, как только мы можем говорить о преодолении этого явления. Даже сам факт растягивания во времени чрезвычайно меняет нашу картину мира.

Приведу два очень коротких примера. Обыватель, размышляя о замене смертной казни на пожизненное заключение, очень часто негодует: как же так, человек совершил ужасное преступление, а будет себе жить в комфортных условиях до конца своего срока. На самом деле исследования, которые проводятся моими коллегами по поводу психологического существования людей в этих местах заключения для «пожизненников», показывают, что там происходят мощнейшие психологические травмы. Огромное количество людей, которые там находятся, мечтают о смерти и рвутся умереть. Другая часть характеристик связана с тем, что они приходят к религии и становятся истово верующими, и пытаются каким-то образом заполнить свое существование, и твердо уверены, что это действительно жуткое наказание.

Другой пример. Мы в свое время опрашивали преступников: если смертная казнь будет отменена – что делать? Выясняется, что сразу временная «гармошка» наказаний, отношений к этим людям у них меняется. Они сразу начинают говорить не о 10–15 годах наказания, а о 30–40 и так далее.

Разговор о возможном переходе к такому не субъективному, а достаточно объективному пониманию бессмертия приводит к тому, что наше отношение ко времени должно существенно измениться. Огромное количество людей не принимают идею продления жизни и идеи, которые развиваются движением «2045», во многом из-за того, что «а что он будет делать, когда его друзья погибли?», и «он будет одинок, его круг друзей должен измениться».

Меняется ли этот круг, продлевается ли наша жизнь в том же качестве, каким оно было, когда этот срок лимитирован достаточно жестко? Как будут меняться отношения к жизни других людей? Является ли мое бессмертие индульгенцией для смертности других? Если человек приобретает бессмертие, то все дозволено, или нет?

На самом деле, если технологические вещи не вызывают у меня никакого удивления, страха и радуют только оптимистичной картиной существования человечества, то психологические вопросы, которые возникают сразу после постановки такой задачи, мне кажутся достаточно сложными, интересными.

Завершая свое выступление, я хочу сказать, что перед психологами, которые размышляют о таком современном решении вопросов удлинения жизни, возникает большое количество проблем, связанных даже с бытовыми вещами, восприятием времени, восприятием вот этой картины миры, проблем, связанных с базовой тревогой, которая отмечается в большей части личностных теорий, которыми мы сейчас оперируем. А как работать с людьми, у которых нет этой базовой тревоги, а наоборот, как раз базовое доверие к миру, которое, безусловно, связано с осознанием бессмертности? Поэтому, мне кажется, что перед психологией стоит очень много новых и интересных задач.

Источник: http://gf2045.ru/read/149/