В рамках Международной конференции "Биомедицинские инновации для здорового долголетия" мы побеседовали с одним из ведущих в мире исследователей функциональной геномики рака Ольгой Ковальчук. 

Конференция состоялась 25-28 апреля 2016 г. в Санкт-Петербурге. Спонсор мероприятия: http://www.ivao.com/ 

Эксперт: Ольга Ковальчук, Университет Летбриджа (Канада), является одним из ведущих в мире исследователей функциональной геномики рака.

- Назовите, пожалуйста, последние наиболее значимые достижения вашей лаборатории.

- Мы работаем сейчас в двух параллельных направлениях. Первое – это индивидуализированный подход к терапии рака и других заболеваний, разработка новых методик и программ, которые позволят наиболее таргетно назначать терапию пациентам для достижения наибольшего эффекта и предотвращения побочных эффектов. Второе – мы исследуем как раз сами побочные эффекты различной терапии, например, терапии рака.

Терапия рака на данный момент полностью направлена на повышения выживаемости пациента в краткосрочной перспективе, но при этом совершенно отсутствует повышение самого качества жизни пациента. Это огромная проблема, когда люди проходят терапию рака, побеждают его, а потом сталкиваются с огромным количеством побочных эффектов самого лечения. Нас в данном контексте в основном интересует негативное влияние терапии на когнитивные процессы: проблемы с памятью, состояния, похожие на деменцию, снижение обучаемости, даже у молодых людей. Все это очень сильно и резко бьет по качеству жизни пациентов и, безусловно, отражается и на продолжительности жизни, снижая ее.

Мы, люди, будучи разумными, воспринимаем себя в контексте социальной среды, и потеря возможности адекватно контактировать с социумом очень сильно отражается на качестве нашей жизни. Люди теряют возможность работать по профессии, теряют возможность трудоустроиться в принципе, возникают большие проблемы в семье и прочее. К сожалению, на данный момент медицина не очень сильно продвинута в этом плане. Мы стараемся как можно быстрее убить саму опухоль и ее метастазы любыми путями и средствами, не думая о последствиях такого подхода. Убили и замечательно, мы вас вылечили! А тут включаются всевозможные побочные эффекты: сердечно-сосудистой системы, нервной системы и другое.  И очень важно сейчас работать именно в этом направлении, чтобы помогать людям, особенно молодым, детям полноценно восстановиться после терапии рака, вернуться в нормальную жизнь действительно здоровыми людьми.

- Много ли лабораторий по миру работают в этом направлении, разрабатывают именно индивидуализированный подход?

- Знаете, к огромной моей радости, очень много лабораторий в России этим занимаются. Так же, как и по всему миру. К примеру, одна группа наших друзей, собственно, все исследования начинались на уровне единомышленников, дружеских связей, переписки и совместного обсуждения различных идей и предложений. Главная идея - создать нечто, что будет дешево, эффективно, быстро и результативно. Очень часто, когда есть переизбыток денег, мы начинаем закапываться в ненужные глубокие дебри, пытаемся изучить множество дополнительных аспектов… Но если конечное обследование будет стоить 30 тысяч и более на одного человека, то смысла в нем уже не будет. Да, мы все изучили, у нас теперь есть огромный базис, но внедрить это в массовую практику станет невозможно. Это по-прежнему останется лишь уделом избранных.

- Когда можно ждать внедрения в широкую практику индивидуализированного подхода?

- Мы, в нашей лаборатории, надеемся, что одну из платформ, которую мы разрабатывали с коллегами из России, Гонконга, США, мы сможем запустить на испытания уже этим летом. И как только она пройдет все испытания, как и любой тест и препарат, она должна быть тщательно и досконально испытана, и исследована, ее можно будет сразу же применять в обычной клинической практике. И это уже недалеко.

У общества клиницистов есть общее понимание, что персонализированный подход необходим. Можно подумать, что он более затратный – это не так. Он менее затратный. Пример, мы назначаем определенный препарат, который, как мы считаем, обычно назначается при таком типе опухоли. Но у него эффективность процентов 30. А что такое 30% эффективности? При том, что это считается хорошей эффективностью, даже прекрасной. Но все равно это очень мало. Если наш пациент не попал в эти 30%? Первое – мы не помогли пациенту, да еще и получили побочные эффекты. И с экономической точки зрения мы просто выбросили те деньги, которые были потрачены на терапию. А если еще и учитывать проявление побочных эффектов, то мы несем и дополнительные затраты на их лечение. Сама опухоль при этом продолжает прогрессировать, что соответственно требует новых, более эффективных и дорогостоящих препаратов и методов.

А если бы мы сразу имели тест, который будет стоить какую-то небольшую часть от общей стоимости терапии, одну двадцатую или десятую долю, и выбрали бы грамотно, с научным подходом тот препарат, который подходит именно в данном конкретном случае, мы смогли бы вывести эффективность на 80-90%. А это стоит лишь дополнительных предварительных затрат на сам тест. Но в конечном итоге, мы резко снижаем общую стоимость самой терапии и последующих восстановительных процедур, социального сопровождения и реабилитации пациента. Экономия получается очень внушительной.